– Ну а кошелек-то зачем сдавать? – спросила я. Еще оставался в памяти странный ответ Нюты на этот вопрос. Мне стало интересно, как отреагирует Арджуна.

– Чтобы не портить забор, – ответил он.

– В каком смысле?

– В прямом. Чтобы не захотелось проломить забор и бежать в сельмаг.

– А что, были такие случаи?

Арджуна ухмыльнулся и произнес:

– Человек плохо выносит ограничения.

– Но ведь всегда можно спрятать деньги под матрасом. Какой смысл требовать от ретритеров сдавать кошелек? – не понимала я.

– Смысл – в отношении к правилам и способности выдерживать дисциплину. Неужели не ясно? Одно дело, когда на что-то нет правила, другое – когда оно есть и ты его нарушаешь.

Сдав вещи, я пошла в кантину.

Обед уже начался. Я получила на раздаче грибной суп и картофельный салат с оливками, добавила к нему еще свежий салат и остановилась со своим подносом перед рядами столов, выбирая для себя место. Тут я услышала свое имя и посмотрела в сторону, откуда раздался голос, показавшийся мне знакомым. Это была Агата. Привстав со своего стула, она зазывающе махала мне рукой. Я пошла к ее столу. Один стул оставался свободным, и я на него села.

На меня были устремлены пять пар глаз. Я назвалась, другие тоже.

– Вы, наверное, приехали вместе? – спросила я Агату.

– Не вместе, но из одного города, – ответила она.

Этим городом была Самара.

– Не все здесь из Самары, – сказала женщина моего возраста. Агата и трое других были двадцатилетние, как большинство ретритеров. – Я из Екатеринбурга. А ты, наверное, из Москвы?

– Почему ты так думаешь?

– А она не думает, а слышит, – бодро вступил в разговор крепко сколоченный парень, круглоглазый и курносый. Знатока московского выговора звали Леша, его двоих ровесников, которые уделяли внимание большей частью друг другу, – Рома и Римма, а мою ровесницу – Инесса.

На стене, прямо над нашим столом, висел портрет полуобнаженного индийца с седой короткой бородкой, кривовато сидевшего в позе лотоса. Взгляд у него был добрый.

– Это кто? – спросила я Агату.

– Не знаю. Здесь собраны портреты духовных учителей мира. Значит, он кто-то из них.

– Это Рамана Махарши, легендарный учитель адвайты веданты, – пояснила мне Инесса. – Известен тем, что сформулировал главный вопрос каждого человека.

– И что это за вопрос? – поинтересовалась я.

– «Кто я?».

Это был тот вопрос, который я часто задавала себе и сама, не нуждаясь в помощи мудрецов. Так что Рамана с этим вопросом в моем случае, можно сказать, опоздал. И я сказала Инессе что-то в этом духе.

– Ты и ответ уже знаешь? – вмешалась вдруг Римма.

– В главных чертах, конечно, да, – подтвердила я, приветливо улыбнувшись этой девчуге.

– Смотря что считать главными чертами, – жестко парировала девчуга и переключилась на Рому.

А Инесса сказала:

– Рамана Махарши мыслит в понятиях своей традиции. В адвайте веданте личность что-то вроде луковицы. И чтобы разобраться в себе, надо отрывать ее листья один за одним.

– Но тогда же ничего не останется, – заметила я.

– Вот в этом и дело. Я читала…

– Еще не устала от чтения, начитанная ты наша? – перебил Инессу Леша. И обратился ко мне:

– Мой тебе совет: сравнивай себя не с луковицей, а с тюльпаном. И лепестков меньше, и когда их все оторвешь, останется самое прикольное: тычинки и пестики!

– Еще не устал от приколов, бугагашник? – бросила ему Инесса.

Я спросила ее, что такое адвайта веданта. Оказалось, что это учение об иллюзорности наших представлений о себе и мире. Вспомнились Шанкара и растяжка на фасаде секретариата.

– И Шанкара имеет отношение к адвайте веданте?

– Он ее основоположник.

– Тогда почему его здесь цитируют? Это ведь буддийский лагерь. Зачем смешивать одно с другим? – удивилась я.

– Чтобы возникало что-то новое, – произнесла Инесса. Возразить было нечем. А сама эта мысль даже понравилась.

Позже, когда пришлось к слову, я рассказала этой компании о своей прогулке, во время которой обнаружила гигантский забор верхнего лагеря.

– Я смотрела на него и думала: зачем он нужен?

По выражениям лиц я поняла, что этот вопрос озадачивал только меня. Ответ пришел от Риммы.

– В верхнем лагере живут резиденты. Они тренируют внутренние фиксации. Хороший забор для этого нужен позарез. Чтоб никакой овощ вдруг не наехал.

Вот те да. Внутренние фиксации.

– Фиксации на чем? – спросила я.

– Мало ли на чем, – с чарующей улыбкой ответила Римма.

– Ну, например?

– Например, на чакрах…

– Эй-эй, сбавь обороты, – остановил ее Рома. А меня спросил:

– А ты теперь спросишь, что такое чакра? Первый раз в первый класс?

У Ромы была тоже чарующая улыбка. Эта парочка хорошо смотрелась. Она – рыжеволосая дева с желтыми кошачьими глазами, он – синеглазый кудрявый брюнет. Оба холеные и беззаботные. Зачем они здесь?

– Все верно, – сказал Леша. – Местный народ аж таки сгорает от любопытства, что тут такое происходит.

– Да брось, – вмешалась Агата. – Никто из местных не станет наезжать на «Трансформатор», пока здесь дядя Митя. Его в Вымпеле уважают. У него там полпоселка родня.

– Кстати, дядя Митя, – стал рассказывать Леша. – Я вот был утром в медпункте, голова болела, и тут он подваливает, в руках коробка. Медсестренка Ирочка у него эту коробку взяла, ничего не спрашивая. Не прошло и пяти минут, как в медпункт заявляется Малгеру. И Ирочка ей эту коробку передает. И опять ни слова. Усекли?

Агата ухмыльнулась. А Инесса спросила Лешу:

– И что из этого?

– Не бери в голову, – сказала ей Агата и встала со стула. Вместе с ней поднялись и другие. Забрав со стола свою посуду, они пошли к выходу из кантины.

Дядя Митя… Передавал какую-то коробку через медсестру Малгеру… И правда, что из этого? Тут подумалось, что с дядей Митей тоже можно что-то попробовать, если ничего не получится с Тамарой и Нютой. А может, подъехать к дяде Мите уже сейчас? Он проще всех других. Но эту мысль я сразу отсекла: действовать наобум я больше не хотела.

На выходе из кантины я столкнулась Нютой, и мы вместе пошли в наш желтый корпус. По дороге я ее спросила, что такое «чакры». Оказалось, что это невидимые центры энергии в человеческом теле, существование которых признается почти всеми восточными традициями вопреки скепсису биологов. Нюта тоже верила, что это не коллективная фантазия народов Азии, а реальность, которую отвергают в наших университетах. Я была сейчас среди верующих.

В «Трансформаторе» начинался «тихий час». Нюта сообщила, что придет и завалится спать. Ночь у меня была короткая, отдых был нужен и мне. Так что, когда мы вернулись к себе, я тоже легла в постель, но заснуть не смогла. Голова снова и снова автоматически прокручивала последние события, что мне сейчас было совершенно не нужно.

Если бы я находилась дома, то взяла бы книгу. Я так обычно делаю, чтобы оторваться от назойливых мыслей. Книг у меня здесь не было, и я взяла в руки полученный в секретариате «Лексикон понятий», чтобы разобраться с «реализацией». Эта «нереализованная»